* * *

За окном перрон плавно начал двигаться влево и до первого стыка рельсов, вернее, до первого стука колеса, сохраняется ощущение неопределённости движения, то ли это поезд тронулся, то ли, в самом деле, каким-то волшебным образом начал перемещаться перрон. Всё это состояние длится менее пяти секунд и чем больше увеличивается скорость, тем отчетливей ты понимаешь, что никакого волшебства не произошло. Вокзал, а вместе с ним и привокзальная площадь, (с обязательным Мак Дональдсом), и фонтан, и трамвайное кольцо, и оба ЦУМа, и брусчатка Пушкинской, (с обязательными голубями), и прохладный Приморский, и порт и, ещё дальше – Лузановка… всё это медленно, но необратимо удалялось. Растворяясь, то ли во времени, то ли в пространстве, а может и одновременно в двух плоскостях сразу. Да, и не важно.

Пейзаж, с городского постепенно перешёл на индустриальный. Жилые дома сменились бесформенными и в большей своей части безжизненными цехами, а вскоре и они уступили место стандартному виду из окна вагона – лесополосе…

Проводники, наверное специально, первые полчаса пути не открывают туалеты, не выдают постель, не предлагают чаю, не проверяют билеты… да вообще никак не проявляют себя, как бы давая время нам, пассажирам, прийти в себя, самостоятельно справиться со стрессом  и оклиматизироваться в новых, отличных от привычных, условиях. И нам, пассажирам, ничего другого не остаётся, как сидеть на «голых» полках,  смотреть в окно, наблюдать за меняющимися картинками и думать… о чём-то своём.

Вот кого-кого, а Стаса я меньше всего ожидал увидеть провожающим меня на вокзале. И даже трудно было представить, что он возьмёт на себя почти все хлопоты, связанные с переездом, (будучи, справедливости ради сказать, ярым противником этой моей, почти безумной идеи). Ведь мы не виделись с ним около девяти лет, и встретились буквально за несколько дней до… и даже толком не успели наговориться, и почти не вспомнили те времена, когда мы были.…  А тут… у меня возникли проблемы, и… появился Стас, так, как он появлялся всегда, ещё тогда, в «домобильную эру», неожиданно, но вовремя.

* * *

- Хороший значок. Не боишься ходить с таким?

- Нет. – Ответил я.

- Это очень смело, носить такой значок. Я, честно говоря, вначале хотел дать тебе оторваться, но, я стоял за тобой в очереди… Человек, который любит Цоя, не может быть плохим человеком...

- Стас. – Сказал Стас и протянул мне руку.

- Валера. – Ответил я, и протянул свою руку навстречу.

Так произошло моё знакомство со Стасом, на задней площадке троллейбуса, маршрута №7, в самом  начале девяностых. Значок, который стал причиной знакомства, был куплен мной на, так называемой, «сходке»*, которая спонтанно возникала два раза в неделю в парке около телецентра, на Среднефонтанской. Там можно было взять в «обкатку»* *

самый последний диск любимой группы (производства «Polydor» или «EMI»), купить плакат, или постер или, если было совсем мало средств, можно было ограничиться приобретением  прикольного значка, (не обязательно с названием любимой «команды»). Тот самый пресловутый значок, послуживший поводом для судьбоносной, впоследствии, встречи, был обычным металлическим, заламинированным кругляшком, диаметром в два сантиметра, где на бежевом фоне, шрифтом «Informal Roman» было написано всего два слова: «Fuck you».

Троллейбусная остановка, (а как вы помните, наше знакомство произошло именно в троллейбусе) располагалась на площади им. Толбухина. Неподалёку находился промтоварный магазин, а при входе, в углу, слева, располагалась студия звукозаписи, где можно было записать на кассету, за вполне умеренную плату, практически любой альбом любимой группы. (Списки фонограмм, напечатанные вручную на машинке «Ятрань», висели по обе стороны окошка. Ещё в окошко были видны четырехъярусные галереи магнитофонов «Маяк-212С», работающих, в буквальном смысле, на износ. А из колонок, подвешенных по обе стороны, всегда звучала какая-нибудь новомодная композиция.)  Я в тот день забрал из этой студии кассеты с «Кино» - «45», «46» и «Начальник Камчатки». Стас, как стало понятно мне чуть позже, стоял в очереди за мной, чтобы забрать свои кассеты, с такими же, как у меня,  записями…

Всю дорогу до наших домов, которые находились, как оказалось недалеко друг от друга, мы болтали, как водится  ни о чём, глядя в заднее окно троллейбуса...

    Как мы находили друг друга в «домобильную эпоху» уже тяжело представить. Но мы как-то встречались и больше того – дружили, и дружили по-настоящему. Это сейчас, чтобы прийти в гости разумнее будет позвонить и задать самый популярный вопрос: «Ты где?». И уже после результатов ответа можно будет как-то договариваться о встрече, и результаты этих переговоров порой бывают непредсказуемы. В том факте, что человек всегда на связи, кроме положительных сторон есть и противоположные аспекты. На самом деле, чем мобильнее телефон в руках абонента, тем труднее с ним (с абонентом) встретиться, ибо у него могут быть неотложные дела, или он может быть «в не зоны действия сети» при просто «севшем» телефоне, или… да мало ли что ещё.

Мы как-то умудрялись находить друг друга при отсутствии не просто мобильных – не было даже порой «городских» телефонов. Самым верным и действенным способом застать кого-нибудь из друзей дома  - это было заявиться с самого утра, желательно до девяти, можно конечно и до обеда, но эффективнее конечно до девяти, тогда меньше всего шансов услышать историю о якобы запланированном неделю назад вечере и т.д. и т.п.

Иногда меня самого эти утренние визиты чертовски раздражали, до определённого момента…

    Как-то я очень сильно заболел, дело было, скорее всего, зимой, хотя может быть и весной, (ну, просто я болею либо весной либо зимой, так случается, но не суть…) так вот, лежу значит, болею и тут в районе девяти утра звонок, в дверь…

Как правило, с утра я бываю раздражителен, и вот в этом раздражительном состоянии, плюс температура, плюс ещё что-то типа мелких неприятностей, подхожу, стереофонически кашляя, к двери, смотрю в глазок, и не чтобы увидеть, кто пришел, а так, скорее,  для проформы. С той стороны двери стоял Стас. Не помню, зачем он пришёл,  что он хотел изначально, но увидев моё состояние, сразу смекнул, что к чему и с фразой: «Щас я буду ставить тебя на ноги», не переступая порог моего дома, исчезает в коробке лифта….

Не прошло и получаса, как Стас вернулся… с лекарством….- пара бутылок «Зубровки».

Не знаю, какие были у него планы на этот день, но факт остаётся фактом – мы «лечились» до самого вечера. Наверняка пили много «Зубровки», слушали много пластинок, скорее всего даже подпевали, в общем, я смутно помню. Но, как бы там, ни было, проснувшись на следующее утро, (кстати говоря, абсолютно здоровым, «зубровка», мать, всё-таки помогла) не смог вспомнить даже и половины из прошлого вечера….  Но, на всю жизнь я запомнил – когда мне было хреново – пришел Стас, напоил, вылечил, вымыл посуду, уложил спать и оставил после себя исключительно положительные эмоции и,…  исчез… исчез также, как и появился – словно ветер, такой же освежающий и такой же непредсказуемый.

* * *

Нижняя полка, плацкартный вагон, место прямо в середине вагона. Повезло с попутчиками - это очень важно в долгой поездке, (а моя поездка была долгой). Никто не приставал с расспросами и не стремился расписать «пульку», никто не лез со своими разговорами «за жизнь», никто не приходил в гости из соседних вагонов и не приглашал отобедать в вагоне-ресторане, благо его и не было. В общем, никто не навязывал свою компанию.

На верхней полке расположился, и сразу же уснул, рабочий тольяттинского АвтоВАЗа, напротив ехала милая старушка, от которой пахло копчёной колбасой, верхняя полка надо мной была свободной. Боковые места распределили между собой женщина в годах, которая всю дорогу переживала из-за бутылки вина в сумке, мол, на границе отберут, что же делать? И молодая девушка из Нефтеюганска, возвращавшаяся домой с присяги своего парня. Все о чём-то разговаривали. Я же не мог поддержать беседу ни о тепличных растениях, ни об особенностях консервации овощей, ни о положении вещей с недвижимостью в Сызрани. Я достал свой МП3 плейер и одел наушники. Пока я искал в плейлисте нужную песню, девушка из далёкого и загадочного Нефтеюганска начала рассказывать, как она познакомилась со своим парнем, сколько они уже вместе и, конечно же, про присягу. Я нажал на «Play» и все окружающие звуки стали мне недоступны, глядя в окно и наблюдая за меняющимся, почти бесконечным пейзажем, мне вспомнилась одна история…

* * *

День начинался как обычно – в дверь позвонили. Но не просто, а условным сигналом - два длинных, один короткий. Стало быть, свои. (Причины такой конспирации были понятны и обоснованны – я «косил» от армии). Открыв дверь я не удивился увидев на пороге Стаса.

- Привет,– сказал я. Проходи. Чаю?

- Здарова,- ответил мне Стас. Нет, спасибо, ты приходи ко мне вечером, но не слишком поздно. Там и попьём и не только чаю.

- Что за повод?

- А армейку забирают. «Провожанка».

Я был в шоке. То, от чего я всячески старался укрыться, случилось с моим другом.

- И что? Ничего нельзя сделать?- задал я глупый вопрос.

- Ага. Ты же знаешь моего отца. Он сказал, что чем раньше сядешь – тем раньше выйдешь. Так что всё. А ты приходи вечером, и Сашке обязательно скажи, впрочем, я и сам к нему зайду, но всё равно скажи. Обязательно только приходите.

- Конечно придем, о чём речь?

В армию не хотелось никому из моих друзей и знакомых. Особенно в начале и середине девяностых, в это смутное время был такой всеобщий бардак, что мама не горюй. А после армейских баек, которые рассказывали те кто вернулся, не хотелось ещё больше. Поэтому, кто-то строил гаражи военкомам, кто-то копил, занимал, или просто брал у родителей  «штуку» баксов и нёс тем же военкомам. Кто-то уже в армии глотал всё что нельзя, чтобы заработать себе хотя бы гастрит и призрачный  шанс быть комиссованным. Кто-то просто устраивал самострел. Я же банально не являлся на повестки и ждал, что будет дальше, потому, что денег не было, а гаражей и гастрита не хотелось.

У Стаса тоже не было особого желания отдавать свой долг родине, но его Папа был человеком старой закалки и считал, что армия делает из нас, балбесов, настоящих мужчин. Мы, балбесы, имели на этот счёт своё мнение. Но я не об этом….

Я до сих пор не могу понять, «провожанка» это грустный праздник, или весёлый? Да и праздник ли это? Событие разве что. Антураж, в виде оформления стола, не отличался от любого праздничного - напитки, салаты, колбаса, сыр, вино, водка, коньяк…. Отличалось разве что настроение. Мы грустили оттого, что наш друг на два года уходит от нас и скорее всего, вернётся совсем другим человеком («настоящим мужчиной»). Стас, естественно, веселил нас всех, но с глубокой грустью в глазах.

    Нам нравились все вечеринки, которые проходили в доме у Стаса. Во-первых: у него была своя отдельная, большая комната, с магнитофоном и цветомузыкой «Блик-1».

 Во-вторых: в этой комнате был выход на огромный балкон, где можно было курить и, даже в отдельных случаях, (в виде большой чёрной овчарки по кличке Гера, которую мы все боялись) писать, а если учесть тот факт, что балкон находился на девятом этаже, то эффект от курения или писания, увеличивался в разы. А в-третьих: Стас обладал неведомым, магическим талантом, притягивать в свой дом очень хороших и разных людей. (Это качество, кстати, он сохранил и по сей день).

Но это была не вечеринка и даже не день рождения, это была «провожанка». Никто не знал, как надо себя вести в таких случаях, поэтому действовали по ситуации – пили, пили, пили, курили, пили… и так по кругу. Помню, как мы с ним вышли на улицу, к телефон-автомату, чтобы пригласить девчонок (без них всё-таки скучно), девчонки вначале отказывались, но после того, как Стас говорил, что всё, имейте совесть и что завтра он уходит в армейку, девчонки соглашались прийти и украсить своим присутствием последние часы гражданской жизни Станислава.

После этого мы пили, пили, пили, танцевали, танцевали, танцевали, курили, танцевали, пили, снова танцевали, играли на гитаре, пили, курили…..   В общем, радость была смешана с грустью, веселье с горечью расставания, и мы не знали, как будем жить дальше.… В воздухе присутствовало ощущение, что заканчивается эпоха. 

    Нет, конечно, ничего такого мы не думали, это я понял уже потом, спустя много лет, что с уходом Стаса в армию, вся наша (моя уж точно) жизнь изменилась.

Но это будет потом, а пока…

Исторические хроники хранят молчание относительно того, продолжали ли мы до утра, или всё-таки разбрелись по домам. В моей памяти сохранилось следующее: Вся наша компания утром погрузилась в какой-то микроавтобус, и мы поехали на сборный пункт, на легендарную улицу Товарную, с её железными воротами с красными звёздами, разделяющие тихую, мирную жизнь от военной. Но, мы приехали раньше положенного. Время было.… И у нас с собой тоже было.… Не каждый день друг в армию уходит. Что говорить? Нас таких там было… да там все такие были. А если сказать проще, то там только такие и были. И мы снова что-то пили, старались не думать о грустном, всячески подбадривали нашего друга, курили и снова пили. А потом… ворота перед нашими носами закрылись, мы постояли немного, сделали ещё по несколько глотков, затянулись и, выпустив дым в красные, железные звёзды, побрели обратно, на свою «гражданку»…

* * *

В стуке вагонных колёс имеется своя, особенная и, ни с чем несравнимая ритмика. Вот и сейчас, лежа на своей нижней полке, я начал вслушиваться в эту удивительную перкуссию. Помнится, когда мне было лет семнадцать, мы с моим другом Сашкой, от нечего делать просто катались в электричке. Как правило, это был маршрут: Одесса – Белгород-Днестровский и обратно. И частенько в полупустом вагоне под такой же стук колёс мы придумывали, какие-то джазовые темы.

Наверное, каждый из нас, время от времени задаёт себе вопрос: «Куда делось всё это? И как так случилось, что я ничего не заметил?». А вот оглянулся, и оказалось, что есть куда оглядываться. Ещё вчера у тебя не было прошлого и по большому счёту вспомнить-то было и нечего, было только великое будущее и очень большое и постоянное настоящее, а тут … оглянулся и с ужасом про себя подумал: «А ведь всё самое интересное осталось там, а впереди, если и есть будущее, то оно уже и не такое огромное, а скорее даже совсем наоборот…».  И становится грустно.… И хочется пойти в вагон-ресторан, и взять два по сто, за себя и за того парня. Но в этом поезде нет вагона-ресторана, и приходится идти в тамбур, курить, долго-долго, и жадно,  ностальгически, вдыхать сигаретный воздух, смешанный с запахом гудрона. Курить в одиночестве, глядя на свое отражение в тёмном стекле двери, и думать о тех от кого ты уезжаешь, возможно навсегда…

* * *

День начинался как обычно – в дверь позвонили. Но не просто, а условным сигналом - два длинных, один короткий. Стало быть, свои…

Голова гудела после вчерашнего, хотелось спать, но я нашёл в себе силы подняться и добрести до двери. Когда я посмотрел в глазок, то не поверил своим глазам, а в голове отчётливо прозвучал чей-то до боли знакомый голос: «Не надо было столько пить!» . Там, за дверью, стоял Стас.

Я открыл.

- ????!!!!!????? Эээээ....????? – это все, что я смог выговорить.

-Здарова! – Привычным тоном ответил Стас.- Меня тут в армию забирают, ты вечером приходи. Будет что-то типа «провожанки».

Я медленно, но уверенно сходил с ума, плюс к тому, давало о себе знать похмелье. Я понимал, только одно – я ничего не понимаю.

-К..к..как? – борясь с пересохшим горлом, спросил я.

-Да так, как-то. Ты вечером приходи, а то мне ещё всех обойти надо, там и расскажу.

-Конечно, конечно – пролепетал я. А Стас уже скрылся в коробке лифта.

Придя к мысли, что сейчас, в таком состоянии, я всё равно ничего не смогу понять, было приято единственно верное в таком положении решение – лечь спать. Что я и сделал.

Проснувшись и кое как приведя себя в более ни менее вид, я направился к Сашке, чтобы вместе пойти к Стасу. Саня, как оказалось, знал не больше моего, но выглядел примерно также. Мы оба не знали что думать, да и как такое вообще возможно? Я же отчётливо помню:  ворота закрылись, мы пошли обратно и, Стаса с нами не было! Он сейчас должен ехать в вагоне в сторону какой-нибудь В/Ч, допивать запасы спиртного, петь песни под гитару, не знаю, писать первое письмо домой…  он должен быть уже на пол пути к армии. Ан нет. Приходит утром и приглашает на «провожанку». А где мы были, спрашивается, вчера? Где это мы так изрядно набрались? Нет, мозги срочно требовали объяснений, а организм вливаний. И мы отправились к Стасу.

- Звони, - Сказал Сашка.

- Нет уж, давай ты, я вчера звонил, - ответил я.

- Кинем жребий?..

А всё дело было в собаке, чёрной овчарке по кличке Гера, (упомянутой выше),  которую мы с Сашкой боялись до смерти. Она при звонке очень громко лаяла и бросалась на дверь, и хотя никакой реальной опасности Гера не представляла, но Саня патологически боялся всех собак, независимо от размера и породы, да и у меня, если честно, мурашки по коже пробегали.

В общем, набравшись смелости, мы нажали на кнопку звонка. Собака, к нашему счастью, давно уже была заперта в комнате. И мы с Сашкой благополучно проследовали к столу. Состав присутствующих, по-моему, не изменился, да и количество закусок тоже не особо убавилось. Но интрига всё-таки оставалась. Я впервые в своей жизни провожал друга в армию второй раз.

После первой рюмашки, которая принесла долгожданное облегчение, я попросил Стаса дать кое-какие объяснения, относительно происходящего.

Стас рассказал, что просидел на сборном пункте весь день, но там было такое количество призывников, что просто напросто всем не хватило места в командах, и их отправили домой до завтра.

Ну, как говорится, тут же был произнесён тост по этому поводу.

В отличие от нас, Стас не особо радовался своему уже не уходу в армию. Мне это было непонятно, как можно не радоваться ещё одному свободному дню? На что Стас мне ответил: «Я бы уже мог быть в армии, на один день меньше служить, всё-таки…»

    Мы пили и закусывали, и каждый из нас, как мог, поддерживал беседу. Но после вчерашнего, (что в данном случае, никак не связано с похмельем), уже вдвойне не хотелось провожать Стаса в армию. Хотелось, как раньше, взять со стола пару «пузырей» и отправиться к морю, всей нашей большой и, (тогда ещё дружной), неразлучной компанией. И купаться в ночном море нагишом, (стараясь плыть по лунной дорожке),  и петь песни под гитару (Цоя и свои), и пить «родимую» из горлышка…

    Кстати, вспомнилось.… В один из дней рождения Стаса, когда мы вот так же плескались в полуночном море, мне, вышедшему из воды в чём мать родила, предложили сделать пару глотков «её родимой»… Я с удовольствием принял это предложение, но, к всеобщей радости всех и, совершенно обратной моей реакции, вместо приятно обжигающего, я ощутил во рту вкус солёной, морской воды. Наверно интересным и забавным выглядело это со стороны: голый парень с бутылкой, наполненной морской водой, гоняется за остальными, такими же голыми парнями  и выдаёт поток качественной брани…

Да,  весело было тогда.… А сегодня как-то не очень…

Мы все пытались разбавить это ощущение алкоголем и танцами, но выходило слабо. И тогда Стас попросил нас с Сашкой попеть немного, что-нибудь из нашего… (под «нашими» подразумевались песни собственного сочинения. У нас тогда была своя группа, и Стас был нашим самым преданным, и, наверное, единственным настоящим поклонником). Мы, конечно же, с большим удовольствием откликнулись на просьбу и устроили небольшой акустический «квартирник».

    Вообще, если уже зашёл разговор о творчестве: у меня всегда было ощущение, что Стас является ещё одним членом группы. Он присутствовал на всех наших концертах, и как настоящий участник команды ни разу не видел нас из зала – всегда сидел за кулисами, и лично мне его присутствие придавало дополнительный кураж, хотелось играть даже не туда, ( в зал), а как-то в бок (за кулису). А на концерте в Украинском театре, Стас очень активно участвовал в действии в качестве ассистента барабанщика, периодически поднимая и укрепляя регулярно падающую стойку тарелки. А когда мы с Сашкой заканчивали писать очередную новую песню, то несложно будет догадаться, кто был первым слушателем.

Вот и сейчас, мы пели, а Стас сидел рядом и слушал, и слушал так, что не хотелось заканчивать…

Исторические хроники умалчивают все подробности завершения и этого дня, но я склонен полагать, что мы всё-таки разбрелись где-то под утро, отлежались пару часиков дома, а после отправились на сборный пункт. Сценарий второго дня на Товарной не особо отличался от первого: Легкие и не очень напитки, папиросный дым, братские обнимания, ворота, красные звёзды и немолодой прапорщик, говоривший с ярко выраженным южноураинским акцентом: «Ну все, хлопчыкы расходитесь блин, расходитесь.»

И мы, как в песне Борис Борисыча: «…разошлись по домам…».

Но даже сам Б.Г. не мог представить, что это совсем не конец истории…

* * *

Чем ближе мы приближались к границе, тем больше женщина в годах нервничала. И начинала рассказывать всякие истории, которые происходили с её родственниками, знакомыми, с родственниками знакомых и с совсем даже не знакомыми ей людьми, но по рассказам уже её знакомых якобы имели место быть на разнообразных участках пограничной полосы. Этими рассказами в атмосферу плацкартного купе женщина в годах вносила определённую нервозность. Через какое-то время в разговор вступил я:

- Да расслабьтесь вы. Никто к вам не подойдёт. Я весь удар возьму на себя. Ко мне уж точно прикопаются.

Да, момент встречи с таможенниками неумолимо приближался, и если и надо было кому-то нервничать, так это мне. Ещё бы, шесть или семь практически неподъёмных «челночных» баулов, превышающих допустимый разрешённый перевозимый вес в разы. И ни одной квитанции. Плюс собака. Точно «прикопаются». «Ничего, прорвёмся»: подумал я.

Буквально перед самой границей позвонил Стас, справился о моих делах, пожелал в сотый раз удачи, и сказал, что если будут проблемы, то у него есть хорошие люди в этих органах. 

- Короче, если что, звони. Разберёмся.

- Спасибо дружище – ответил я.

    Как и следовало ожидать, мою скромную персону не смогли обойти стороной. Но я тоже не шиком брит, и, не дожидаясь вопроса: «Чьи вещи?», поторопился сознаться в том, что провожу через границу 250 грамм коньяка во фляге, без акцизной марки. Через минуту я уже стоял в тамбуре с флягой, напротив находился довольный таможенник, (почему-то одетый в гражданское), сравнивал фотографию в паспорте с оригиналом и цитировал статьи из таможенного кодекса. В его глазах явно читалось, что за определённую сумму, он может. И эта сумма была предложена, и он смог…

Через минуту, фляга с коньком находилась в левом заднем кармане, а паспорт в правом.

Ещё через пять секунд в тамбур почти вбежали коллеги таможенника в гражданском. (По всей видимости, вопрос: «Чьи вещи?» был задан, и, судя по реакции доблестных служителей ответ был получен). Меня опять прижали к стене, (на этот раз уже двое), и стали цитировать другие статьи из кодекса, но в глазах читалось, что если они и могут, то совсем за другие деньги.

- Оставьте парня, всё нормально, я уже разобрался.- Как-то неожиданно прозвучал голос из глубины вагона. Голос принадлежал таможеннику в гражданском.

Остальные двое, с явным неудовольствием, подчинились.

- Слава богу. Пронесло. – Прошептал я.

  Чего не скажешь о женщине в годах. Она так нервничала, и это было настолько заметно, что её начали трясти основательно. В итоге: потерянные деньги, конфискованные бутылки и расстроенные нервы.

Про мою собаку даже никто и не спросил, а я месяц собирал все справки и делал прививки. Ну да ладно. Не спросили и хорошо.

    Оставался ещё один пропускной пункт, уже с той стороны. Женщина в годах нервничала, но уже не так сильно, я был абсолютно спокоен.

- Чьи вещи? – Спросил меня приятный женский голос, принадлежавшей работнику таможенной службы. (В форме).

- Мои. – Ответил я.

- Что в сумках?

- Там вся моя жизнь…

* * *

Оставалось меньше суток, до того момента, как моя жизнь перейдёт в совершенно другое измерение. Оставалось чуть меньше двадцати часов до встречи с любимой, до обретения долгожданной семьи. Уже практически завтра у меня всё будет по-другому. Но я и не знал, что столкнусь ещё и вот с какой вещью, доселе мне незнакомой. Я начну скучать по своим друзьям. И странное дело. Мы могли не видеться годами, но я не испытывал такого чувства. Всегда было ощущение, что вот они, тут, рядом, и в любой момент можно увидеться. И от этой мысли становилось как-то спокойно и легко. А сейчас я думаю о них всё чаще и чаще, но не могу приезжать также часто как думаю. А очень бы хотелось.

Ну, ничего. Как говорили мушкетёры: «Мы встретимся! Мы обязательно встретимся!».

И как сказал Гребенщиков: «…нет причин плакать, нет повода для грустных дум…».

Да, кстати, Б.Г. Вы, должно быть, хотите спросить меня, чем же закончилась та удивительная армейская эпопея?

В мою дверь, Стас звонил ещё два дня подряд. И только с пятой попытки нашим вооружённым силам удалось заполучить такого замечательного бойца, как Станислав.

А мы за те четыре дня окончательно потеряли связь с реальным миром, и перестали удивляться чему-либо в этой жизни. И если сегодня в мою дверь позвонят условным сигналом, то я не удивлюсь, а просто подойду, открою её и скажу:

-  Привет  Стас.  Как я рад тебя видеть!

P.S. С днём рождения, дружище! Всех благ! До скорого!

*(«Сходка» - Место встречи меломанов, как правило, нелегальное, полуподпольное. Аналог «торрента» в доинтернетовскую эпоху).

 **(«Обкатка» - прокат виниловой пластинки для последующей перезаписи оной на кассету. Такса – 10 рублей в сутки. Не возврат «пласта» грозил пожизненной дисквалификацией из членов «сходки», любая «поцарапка» тоже грозила штрафными санкциями).

24 июля 2009 г.